Я продал гитару. К чему мне она? Лежала, пылилась на полке. Взаимного непонимания стена Меж нами сложилась тихонько. Что мог я ей дать – только гладить струну, Присев на диван осторожно. Она же мечтала взрывать тишину, Звенеть, у костров придорожных. Чтоб самозабвенно бард, струны терзал, Под чьи-то весёлые крики, И что бы безумный закат догорал, На елей, нанизанный пики. А может быть, в маленьком клубе ночном, В руках виртуозно-умелых, Звучать, согревая незримым теплом, Сердца,- что в плену ошалелых, Бездушных, холодных, больших городов, Почти уже заледенели. И только она - растопив лёд оков, Зажжёт их – чтоб снова горели! Я тоже чего-то такого хотел, Да только, не как не сложилось… Пока я тонул в море будничных дел, Гитара на полке пылилась. Что мог я ей дать – не нашёлся ответ. Я мог извлекать только звуки… Я отдал гитару, за горстку монет. Надеюсь, в хорошие руки…

Девушка с кометой в волосах, И улыбкой нежно-неземною, К Вам спешат на алых парусах, Самые отважные герои. И зовут к себе, теплом маня, Те края, где бризы и приливы. Только, в этот город без огня, Случай Вас закинул прихотливый. Вдруг сплелись нечаянно на миг, Наших жизней, разные орбиты. Но рискнув сорваться с них – сгорим, Мы в ночи, как два метеорита. И, чтоб не навлечь на Вас беду, Я, своей недрогнувшей рукою, Вновь орбиты наши разведу. Вам туда - где паруса и море! Пусть же не откроется «обман», Только вслед шепнёт тихонько ветер: «Знайте, Вы свели меня с ума!», «Знайте, Вы прекрасней всех на свете!»

Нам снова нужно через пропасть, брат… Нам снова нужно прыгать через пропасть. Не потому, что нет пути назад, Не для того, чтоб страх презреть и робость. Не от того, что здесь враги, а там друзья. И там и там по-всякому бывает... Но оставаться здесь – предать себя, Хотя и с этим, тоже выживают. В затылок кто-то крикнет: «Идиот!». На это вряд ли стоит откликаться. Сейчас разбег, толчок, полёт! И вот… (Здесь главное – до срока не сорваться.) На краткий миг нам дан «прямой эфир». И мы, взмахнув тряпичным опереньем, Считаем, что изменим этот мир, По крайней мере, с нашей точки зренья. Не возвратиться и не повернуть, Случится то, чему случиться надо. И если вдруг земля ударит в грудь, То ссадины – дешёвая расплата. Вот этот край – такой же, как и тот. Но взгляд твой пуст - ведь всё уже свершилось. Полёт над пропастью не примут здесь в зачёт. Теперь вперёд! Чтоб что-то изменилось.

Хочется, гуашь и – рисовать… То, что жжёт за пазухою где-то, На листе бумаги создавать Никогда не виданное лето. Тёплый вечер, берег у пруда, И закат сквозь окна новой школы, Место, где я не был никогда - Тихий засыпающий посёлок. Стая уток в зеркале воды, Фонарей затейливая россыпь, Зеленью укрытые сады, Хорошо, спокойно, мирно, просто. За посадкой, где деревья в ряд, Старой водокачки видно башню. Там на ней когда-то, за девчат, Говорят, сходились в рукопашной. Вот у пруда переулка край, Ближний домик спрятан за забором, Одинокий уличный фонарь, Темноту буравит жёлтым взором. Вот на брёвнах около пруда, Как обычно, собрались ребята. Это быть могло когда, когда? Где-нибудь, в годах восьмидесятых… Там кассетник – в это время «шик», И неважно даже что играет. К дереву прижался мотоцикл – Собранный по винтику в сарае. Верилось - что по ночным полям, Может он домчать до края света. Там - у самого начала дня, Ждёт девчонка в платье цвета лета… Где он - этот маленький мирок, Что живёт в моём воображении? Зыбкого покоя островок, В сумашедшем жизненном кружении. Был он, нет ли - не могу сказать, Может лишь фантазия хмельная? Но тогда зачем опять, опять, В памяти встаёт, не отпуская – Это лето – пряная трава, И пейзаж с налётом сладкой грусти… Хочется, гуашь и - рисовать… Может быть, тогда оно отпустит…