4 апреля

 Опять начинает болеть голова. Боль возникает сначала во лбу, потом плавно перетекает в правый или левый висок, чтобы справиться с этим виски постоянно приходится тереть с низу вверх, но потом боль возвращается снова.  Странное дело: я не слышу голос Зверя. Он ждет, когда я покончу со Сталиным. Да, в отделении вырос тиран, который захватывает власть в свои руки и, пользуясь бездействием, медперсонала, вершит свое правосудие. Он уже убил четверых человек, но ему требуются все новые и новые жертвы. Больные в страхе и не могут сказать даже лишнего слова. Мои здоровяки-санитары, Иван и Николай, на его стороне. И при дальнейшем моем попустительстве привяжут к больничной койке и меня или отправят в холодный и душный карцер. Мне нужно решиться и чем быстрее, тем лучше.  Отрава готова. Остается только смешать ее с раствором. Татьяна сделает это. Почему-то вспомнился Савинков: "Эрна - химик. Она приготовит снаряды".  Мной овладевает чувство злобы. Он явно метит на мое место. Спихнув меня, Сталин станет здесь полновластным хозяином. И тогда его кровожадные мечты воплотятся в реальность. Я должен помешать этому и убить тирана в самом начале его восхождения к власти. Я хочу его смерти. Но почему-то при этой мысли во мне нет душевных терзаний, ибо я, как Коррадо и Жорж, не должен знать ни пощады, ни жалости.  Но разве я убиваю для свободы других? Скорее инстинкт самосохранения говорит во мне. Я должен это сделать, иначе он скинет меня.  Над нашими головами завис меч. Рано или поздно он должен сразить либо меня, либо Сталина. Третьего тут не дано. Да и есть ли у меня другой выбор?  Помню однажды я задавил кошку. Это было чисто случайно, но все же это было убийство. Я отнял ее жизнь, и она висит на моей совести. Хотя кошка была абсолютно чужая, и сама бросилась под машину. Но тогда, действительно, я испытывал муки совести. Мне было жалко ее. Пусть она скиталась по подворотням, но это была живая душа, у которой я нечаянно отнял жизнь. Ее жизнь.  Сначала я проехал мимо, но потом вернулся. Нашел в машине пакет и положил задавленное животное в него. Затем я отъехал и похоронил кошку в ближнем лесочке. Тогда, придя домой я напился. Алкоголь снял угрызения совести.  И вот теперь я вновь почему-то вспомнил о ней. Но, вспоминая о кошке, я все же не испытываю жалости к Сталину. Да и убийство тирана, как говорили греки и французские революционеры, оправдано. Поддайся я сейчас жалости либо слабости и окажусь в числе проигравших. И Сталин сделает со мной все, что захочет. Но его смерть спасет меня, как она спасла от репрессий в 53 его соратников.  Жребий брошен, и я должен перейти этот Рубикон.