Господин из Рио

„Я думаю, даже по прошествии времени люди будут помнить многие-многие строчки Боба Дилана, некоторые строчки Джона Леннона. Но почти вся академическая поэзия будет забыта.“ (Аллен Гинзберг) В городе было дождливо и, как мне показалось, грустно. Небеса рыдали дождем с мокрым снегом прямо мне на голову. Я прибыл из Рио-де-Жанейро вечером и сразу же решил пройтись по знакомым с юности улицам. Прохожие с недовольными лицами пробегали мимо, попросту плюя на меня и мой бразильский загар. Из придорожных кафе слышалась неизвестная музыка. Серые здания безучастно вонзались в небо. Птицы, нахохлившись, сбились в кучку у подземного перехода. Некоторые из них клевали раскаленный навоз, брошенный проходившей мимо равнодушной экскурсионной лошадью. Бэтмен, как всегда, грустно перелетал с одной крыши на другую. Я не узнал родной город. Все переменилось, будто его заколдовали. Исчезли любимые мной кафе. Убрали «Арлекино», где мы танцевали когда-то под песни юной Тани Булановой. На месте ресторана «Золотые купола» работал невнятный фастфуд. А ведь именно там мне подарила первый поцелуй подруга моего детства - красавица Мила Листерман. Все стало каким-то другим. Чужим. Далеким. Я ощущал себя бароном-изгнанником. А в голове вертелась фраза О. Бендера: «Эх, киса, мы чужие на этом празднике жизни…» *** Недолго думая, я зашел в небольшой придорожный кабак, чтобы чего-нибудь откушать. Из колонки надрывалась неизвестная певица. Официант, кажется, забыл о моем присутствии сразу же после заказа. Он вильнул задом в сторону кухни и пропал там навсегда. От нечего делать в ожидании я стал крутить головой по сторонам. Прямо передо мной сидела пара молодых людей, которые пили неприлично огромные коктейли с зонтиками. Я прислушался к их разговору. Ребята говорили о чем-то приземленном. У девушки был прокуренный голос и двойной подбородок. Парень, выглядел настоящим “быдланом”. На его некрасивом лице было запечатлено состояние «глубокого духовного падения». Словно почувствовав взгляд, он оглянулся, воровато оглядел меня и почти тут же повернул голову к девушке. Стало тошно. То ли от безвкусной атмосферы заведения, то ли от какого-то рвачества со всех сторон. «Совсем осатанели, все заняты спекуляцией», - вспомнил я слова Вертинского.